начало         — Эх! — Сандро тяжко вздохнул. — Завтра мне еще тысячу всяких дел надо сделать! Не представ­ляю, что будет, если проторчу у вас весь день...

— Сынок, в устах человека моих лет и ложь схо­дит за правду, неужто не можешь поверить, когда правду говорю? — по-отечески пожурил бухгалтер Сандро. — Все будет в порядке — вот я и вот мое слово.

— Сейчас вы тут, а завтра? Застану ли вас завт­ра?..

— Поди поговори с таким! — Бухгалтер возмущен­но хлопнул по столу. — Может, расписку дать? Не знаю, как еще убедить!

На улице Сандро взглянул на часы и заспешил к троллейбусной остановке, но тут увидел знакомого. Он втянул голову в плечи, надеясь пройти незаме­ченным, но услышал радостное «О-о!» и горько усмехнулся.

— Привет, Сандриа! Как поживаешь? — Знакомый бесцеремонно кинулся обнимать его.

Сандро еле успел отвести горящую сигарету.

— Спасибо, хорошо, как ты?

— Ничего, средне, — и прищурился, словно пока­зывая, как средне ему живется.— А может, и лучше среднего... не-емного. — Он лукаво улыбнулся, но тут же озабоченно спросил: — Нет, серьезно, Санд­ро, как живешь, как дела?

— Хорошо, хорошо, надеюсь, и ты тоже?

— Да, да, разумеется.

Наступила пауза. Молчание затягивалось, и Санд­ро просто так спросил:

— Не знаешь, который час?

Знакомый очень внимательно посмотрел на часы.

— Без двадцати четыре.

— Неужели? — Сандро заволновался. — Три или четыре?!

— Без двадцати четыре. А что? Что случилось? Может, помочь надо, может, деньги нужны? Могу дать...

— Да нет, опаздываю я, черт, неловко как...

— Иди, раз так, Сандро, не буду задерживать. Ступай по своим делам, успеем поговорить.

— Ну всего, Шакро, извини, пожалуйста...

— Чего извиняться, всего!

Сандро отвернулся и вспыхнул: ну чего соврал!.. Терпеть не мог лжи, но ведь Шакро не остановишь — будет молоть языком, а стоять и болтать с ним по­пусту времени нет...

Сандро перебежал улицу.

Было холодновато, но легкий морозец приятно бодрил. Сандро снова нервно подумал о бухгалте­ре: обманет, как пить дать подведет...

Подошел троллейбус с заиндевевшими стеклами, довольно пустой, даже место нашлось у окна.

На следующей остановке в троллейбус вошел еще один знакомый..

— Здравствуй, Сандро! Как ты, как дела?

— О, привет, Нико! В экспедицию еду послезавт­ра утром.

— Серьезно? — не поверил Нико. — В середине зи­мы?

— Да!

— А кто еще с тобой?

— Три девушки... Ты их не знаешь.

— Что ж, весело будет.

— Да уж весело, ничего не скажешь! — И тут вы­плеснулось раздражение, копившееся два дня. — На­казание ехать с ними в экспедицию! Ужас! Все ло­жится на мои плечи: бумаги оформляй, деньги по­лучай, материал, топографа доставай, для шофера талоны на бензин добывай, вещи за всех таскай. А тут вдруг бухгалтер подведет, и черт знает, сколько еще всяких мелких забот... А на место приедем, ищи жилье, устраивай — и все я!.. Врагу не пожелаю ехать с девчонками, и топограф попался хапуга. Из­вел меня разговорами о деньгах — сколько запла­тят, все ли получит, сколько вычтут, а еще болтает, будто деньги его не интересуют... Два дня бегаю по каким-то делам, извелся весь, а что еще впереди...

— Ничего, Сандро, все уладится, — видимо, из вежливости утешал Нико, но слова его окончатель­но испортили Сандро настроение, и он пожалел, что разоткровенничался.

Нико внезапно встал, уступая место девушке.

— Как живешь, Лали? Знакомься — Сандро, бро­дяга-географ, — пошутил он. — А это Лали. Ну всего, мне сходить...

— Пока, — отозвался Сандро. Девушка помахала Нико рукой, а когда троллейбус тронулся, Сандро вспомнил, что следовало сказать что-нибудь любез­ное, и пробормотал во всеуслышание:

— Очень приятно.

Девушка не ответила, и Сандро забеспокоился: кто ее знает, не решила ли она, что Нико познако­мил их специально, с каким-то умыслом?

Вот наконец и его остановка. Он уже собрался встать, как вдруг девушка высокомерно спросила:

— Вы любите музыку?

Сандро опешил и глупо улыбнулся.

— Да. Извините, я схожу.

— До свидания.

«Ладно, обошлось», — успокоил себя Сандро.

На другой день, войдя в бухгалтерию, Сандро сра­зу заметил, что бухгалтера на месте нет.

«Так я и знал, так я и знал». Он растерянно обер­нулся к топографу, вошедшему вслед за ним.

Кассир бросил на Сандро беглый взгляд и опять уткнулся в свои пестрые бумажки

— Извините, бухгалтер не просил передать, когда будет?

Кассир не ответил.

— Извините, когда будет бухгалтер?

— Он мне ничего не говорил об этом.

Топограф явно расстроился и выразительно заки­вал: «Так мне и надо... Нечего было связываться с этой экспедицией...»

Помолчали, потом Сандро сказал:

— Нет, придет, точно придет, — и почувствовал, что начинает злиться.

Топограф отозвал его в сторону.

— Слушай, вы едете в эту экспедицию по своим делам, а мне... а мне она ни к чему, географическая да еще в середине зимы... Понятно, я заинтересован материальной стороной и... но... Хотя сегодня все выяснится.

Сандро глянул на часы — через десять минут на­до встретиться с Марго по ее просьбе. Зачем, для чего — понятия не имел...

— Обожди меня тут, — попросил он топографа и пошел к двери.

— Я-то обожду, но...

— Что но?.. — почти закричал Сандро.

— Так, ничего...

Взял такси, чтобы не опоздать. Приехал точно. За­то дожидаться Марго пришлось минут пятнадцать. Наконец она явилась, и, к удивлению Сандро, с хо­зяйственными сумками и мешками.

— А, ты уже здесь! Прекрасно! Поможешь мне, правда? Идем на рынок...

В рыночной толчее Сандро отбили бока, прежде чем Марго посвятила его в свои намерения: снача­ла купить для экспедиции картошку и лук, а потом уже все другое.

— Пойдем вон туда. — Она выставила подбородок, показывая, куда, и ловко обошла нескольких чело­век.

Сандро последовал за ней, но какой-то мужчина преградил дорогу и боднул головой в грудь. Сандро замешкался, и кто-то налетел на него сзади.

Марго тем временем торговалась с колхозницей, продававшей картошку:

— Что вы, тридцать! Давайте по двадцать!..

Купив пуд картофеля, они побежали к рядам, где продавался лук. Теперь Сандро еще труднее было поспевать за Марго: тяжелый мешок бил по ногам, задевал встречных.

Сандро изнемогал от шума, сутолоки, брани; ко­лени подкашивались, а Марго все торговалась — вдохновенно, с жаром и пылом — от избытка сил, что ли, видно, хорошо отдохнула...В конце концов все было куплено: лук, капуста, сыр, фасоль, чес­нок, орехи, свекла.

Сандро еле шел, обвешанный сумками, таща ме­шки, пот струйками стекал по лицу, но руки были заняты... И тут Марго с досадой хлопнула себя по щеке.

— Ах, сахар! Чуть сахар и соль не забыли!

Сандро помрачнел.

— А что, поблизости от дома гастронома нет?

— Почему это нет? — удивилась Марго. — На пер­вом этаже нашего дома прекрасный магазин, и мо­лочные продукты есть, и все, что хочешь.

— Там и купите!

— Да, но лучше сразу покончить с покупками.

— Знаешь, что? — Сандро посмотрел на нее в упор. — Если не получу сегодня экспедиционных де­нег, мы вообще не поедем!

— А ты еще не получил?!

— Нет.

— Почему же?

И тон, и взгляд Марго выражали осуждение, и Сан­дро еле сдержал ярость.

— Бухгалтер не изволил выписать... — и желчно добавил, чтоб хоть как-то сорвать злость: —...суда­рыня Марго!

— А-а! Выпишет! Никуда не денется! Эй, такси! — Она пошарила в сумочке. — Вот деньги...

— На что они мне? — Сандро оторопело уставил­ся на деньги, предчувствуя недоброе.

— Пожалуйста, возьми нам три билета в мягком вагоне... Занесешь, когда заедешь за вещами. Умо­ляю, Сандро, ладно? Мне некогда, «наполеон» хочу испечь...

Сандро проводил взглядом такси и вместо того, чтобы взорваться от ярости, как-то разом сник. «Ну, если и теперь бухгалтера не окажется на месте!..»

Бухгалтера действительно все еще не было, и то­пограф встретил Сандро с видом крайне обиженно­го и оскорбленного человека.

Дожидаясь бухгалтера, Сандро выкурил три сигаре­ты кряду, и приятный легкий дурман немного уме­рил его злость и раздражение. Потом вышел за си­гаретами, а когда вернулся, услышал недовольный голос бухгалтера:

— Где ты пропадаешь столько времени!

Сандро сдержался, связываться не стоило — от та­кого типа, как этот бухгалтер, можно и не то услы­шать, — и спросил с тревогой:

— Есть деньги?

— Понятно, есть.

— И для топографа?

— А как же! Чтоб я обещал и не было?! — оскор­бился бухгалтер.

Топограф разгладил на ладони десятирублевки, сложил их ловким движением пальцев и спрятал во внутренний карман пиджака. И сразу повеселел...

К концу дня Сандро зашел к завхозу.

— Мне сапоги нужны, сорок третьего размера.

— Нет их у меня.

— Получили же недавно.

— Сорок третьего нету.

— А какой есть?

— Сороковой, сорок первый, сорок второй... и со­рок четвертый должен быть, и сорок пятый есть, од­на пара.

— А почему именно сорок третьего нет?..

— Ну, нет сорок третьего, что могу поделать?

Немного пораздумав, Сандро попросил:

— Очень прошу, поищите, пожалуйста, там сейчас наверняка снег, промокну в ботинках. Если не выру­чите, трудно придется, очень трудно там зимой.

— Далеко едэте?

— Да.

— Куда, в горы?

— Да.

— Какой тебе номер нужен?

— Сорок третий.

— Кажется, должны быть, — и открыл один из ящиков. — Вот, держи! Попробуй найди еще друго­го, как я! Не найдешь...

— Промокать не будут?

— Какое там промокать, мы в таких Германию брали.

И вдруг Сандро прорвало:

— А чего морочил голову, чего сразу не выдал?!

— Вах, вместо спасибо еще ругаешь? — поразился завхоз и передернул плечами. — Что за люди, прямо с ума сведут!

Еще не рассвело, а Сандро был уже на ногах. Быст­ро собрался в дорогу — надел высокие сапоги, свитер из толстой шерсти, подпоясался солдатским ремнем, нахлобучил сванскую войлочную шапку и сунул в карман тяжелый охотничий нож.

Он издали заметил ждавший его грузовик и уско­рил шаг. Шофер Вануа спал, уронив голову на руль.

— Привет, Вано, — Сандро, улыбаясь, постучал по стеклу. — Давно ждешь?

— Привет. Почем я знаю, спал.

Сначала заехали за вещами Марго, Маквалы и Ти­ны. Невыспавшиеся, с измятыми лицами — вредно, не привыкли так рано вставать, — они совсем не похо­дили на себя — всегда оживленных, беспричинно смеявшихся.

Вануа забрался в кузов, Сандро подавал вещи. По­том заехали за вещами топографа. Тот их не задер­жал — ждал с чемоданом и свернутой постелью. И уже после этого отправились к Вануа в деревню Дигоми. Вануа не спеша, задумчиво бродил по дому, укладывая в чемодан вещи. Жена следовала за ним, о чем-то робко спрашивала, он отвечал небрежно. По всему, и как он двигался и как говорил, чувство­валось: Вануа единовластный хозяин в доме.

— Вано, бритву не забыл? — напомнила жена.

— Как я могу забыть, — буркнул Вануа, стряхивая с колен налипшую грязь.

Женщина счистила пятно с брюк и опять спросила озабоченно:

— Дать тебе с собой зеркало?

Вануа раздраженно передернул плечами.

— Еще чего, только зеркала там не хватает!

Путь от Мцхеты до Гори Сандро считал самым скучным отрезком дороги. Со скуки он то и дело за­куривал и исподтишка наблюдал за Вануа, невольно улыбаясь — очень уж чудной был этот Вано из Дигоми, неторопливый и невозмутимый. Вряд ли хоть что-нибудь на свете вызвало б у него спешку или удивление. Вануа обладал завидным даром спать — не упуская ни минутки, раз двадцать — тридцать умудряясь соснуть хоть по пять минут, если ж уда­валось, спал все двадцать четыре часа да еще с тру­дом продирал глаза. А проснувшись, потирал за­спанное лицо ладонью, проверяя — как щетина. И хотя успел отрастить порядочное брюшко, все рав­но крепким человеком был дигомский Вануа, здо­ровяком.

Сандро вдруг заметил под деревом снег и обра­довался. Потом пятна снега замелькали чаще. И чем дальше отъезжали от Мцхеты, тем больше станови­лось снегу, а равнина за долгим подъемом после Гори вся белела от снега, только мокрое шоссе пе­реливалось темной полосой.

До села, куда они направлялись, добирались мучи­тельно долго, никак не могли отыскать его. Какой-то прохожий указал дорогу: проедете, говорит, кило­метров пять и у станции свернете в горы. Битых два часа они не могли найти здание станции. Потом вы­яснилось: раз десять проезжали мимо, пока не уз­нали от насквозь промокшего мальчишки, что стан­ция — это всего-навсего автобусная остановка, два столба, перекрытых бетоном. На проселок, ведущий к селу, они свернули уже в сумерках, и семь кру­тых километров грузовик одолевал с хрипом. Сов­сем стемнело, и валил снег, когда Сандро вылез из машины и пошел по безлюдному проулку. В одном доме светился огонек, Сандро позвал:

— Эй, эгей, хозяин!

Слишком уж громко получилось, даже неловко стало: чего разорался тут, в чужой деревне? Из до­ма не откликнулись, и он прошел к соседнему и опять громко позвал:

— Эй, эй, хозяин!

— Чего кричите, батоно, тут я, перед вами, — укоризненно сказал кто-то рядом.

Сандро даже вздрогнул от неожиданности и уста­вился на низенького человечка в двух шагах от себя.

Заложив большие пальцы за пояс, тот разглядывал Сандро.

— Послушайте, дорогой... Здравствуйте... Видите ли, нам комнаты надо снять для нашей экспедиции, мы из института географии, из академии... Завтра еще три девушки подъедут, нам две комнаты нужны.

— Две, говоришь?..

— Да, батоно...

— Две, две... — повторил задумчиво человечек. — Пожалуй, Эрасто сдаст...

Когда они подошли к машине, Вануа спал, при­строив голову на баранке. Сандро зло встряхнул его, и они поехали к дому Эрасто.

— Пожалуйста, — сказал Эрасто.

Они выгрузили вещи, перенесли их на верхний этаж — дом был двухэтажный. Сандро раз десять поднимался, спускался и, шлепая по снегу, с горе­чью обнаружил, что сапоги протекают. «Эх, разве дал бы мне этот тип хорошие...» Но делать было не­чего.

Как только устроились, хозяин позвал их к столу, стол уже был накрыт на первом этаже.

Вести застолье он пригласил соседа, Михако. Язык у того подвешен был славно, однако тамадой ока­зался скучным — тосты предлагал избитые. Вануа яв­но пришелся ему по душе — то и дело говорил ему здравицу.

Угощение было нехитрое, но вкусное — лобио, со­ления разные, а вино — никудышное.

— Выпьем за наших родных, — говорил Михако. — Живым здравствовать, быть крепче железа, усопшим жить в наших сердцах! Выпьем за то, чтоб иметь близких людей, таких, что заменят родных!

— За тех, кто заменит родных, за их здоровье, — повторил Вануа.

Вануа пил жадно, а Сандро через силу, неволил себя — вино было отвратное, с примесью, креп­леное, и от усталости очень хотелось спать. Посидев немного, встал из-за стола.

— Что случилось, дорогой, обидели мы тебя чем? — обеспокоился Михако.

— Да нет, какая обида, извините, завтра чуть свет вставать, иначе не успеем к поезду встретить наших в половине восьмого...

— Хорошо, друг, тебе лучше знать, оставь с нами хоть Вано...

— Как ему угодно, сам решит.

— Я посижу еще, вина захотелось, — сказал Вануа.

Сандро постелил себе, но довольно долго воро­чался в сонном дурмане — усталость не давала даже уснуть, и все время снизу доносился шум...

Он ненадолго задремал, но часа в три проснулся, оделся и сошел во двор. Все спали, село тонуло во тьме. Может, на ночь выключали свет?

Сандро пошел за ворота, долго вглядывался в те­мень и, когда слегка прорисовалась дорога, напра­вился вдоль изгороди. Миновал два-три дома и оказался на околице. Прошел дальше. Конечно, не­много жутко было и опасно бродить глубокой ночью по незнакомым местам, но именно это доставляло ему непонятное наслаждение. Приятно было шагать по утоптанному снегу, нагибаться, брать его в ру­ки, лепить снежки. Сандро размахнулся и швырнул снежок куда-то далеко-далеко, словно желая рас­сеять, разорвать тишину и мрак. И вдруг замер: от­куда в такой час в этом глухом уголке звук маши­ны? И все-таки по дороге ехала машина.

Яркий свет ослепил Сандро и заставил прищурить­ся. Машина издали казалась игрушечной, но в ее мерном движении ощущалась тяжесть настоя­щей.

На поворотах резкий свет спотыкался о далекие горы, потом снова стлался по дороге. Машина шла спокойно, как-то подчеркнуто безмятежно, не реа­гируя на собак, внезапно появившихся и облаявших ее, и на придорожные валуны, неожиданно возника­ющие в свете фар. Когда до машины осталось сов­сем немного и водитель мог уже заметить его, Санд­ро решил укрыться за деревом, но тут же разозлил­ся: почему, с какой стати! — и, чуть отступив к обочи­не, твердо уперся ногами в покрытую снегом зем­лю. А машина высветила его из мрака, уставив два полыхающих глаза, и медленно прокатилась мимо.

Сандро проводил ее взглядом и, когда опять нап­лыла темень, пошел назад к деревне, взбодренный грохотом машины. И, не давая страху снова овладеть им, старался увидеть себя как бы со стороны — такого неприметного, незначительного в огромной ночи.

 

В шесть утра Сандро разбудил Вануа. Долго встряхивал его, пока тот приоткрыл глаза. Ополосну­ли лица и молча поехали на станцию. Вануа маши­нально крутил баранку и молчал.

До рассвета оставалось всего ничего, но все вок­руг было скрыто сумеречной мглой. Откуда-то до­носился странный свист, ветер раскачивал деревья.

Потом повалил снег. Белые хлопья метались в по­лосе света и, подстегиваемые ветром, яростно кида­лись на стекло кабины — Сандро даже невольно жмурился. Неодолимо потянуло в эту снежную ку­терьму. Но едва он высунул голову, открыв дверцу, ветер хлестнул его и швырнул в лицо горсть снега. Снежинки приятно таяли на горячей щеке, и стало удивительно хорошо, будто не провел он подряд две бессонные ночи.

Повернулся спиной к ветру, и ноги сами пробежа­ли несколько шагов — с такой силой бил в спину ве­тер. Хотелось нестись вот так бесконечно, но ветер внезапно унялся, словно дух перевел, и Сандро вы­прямился; когда же налетел новый порыв ветра, Сандро откинулся назад, как бы прислоняясь к вет­ру, и удивленно глянул вверх — там тревожно завы­вали толстые провода, удерживаемые долговязыми столбами, ветер нещадно трепал и рвал их. Время от времени слышался тонкий посвист: казалось, кто-то хлещет длиннющим прутом... Было все еще тем­но.

 

Вануа, опустив голову на баранку, опять спал. Грузовик стоял у вокзала. Наконец подошел поезд, остановился, и по вагонам пробежала дрожь. Сандро увидел топографа: осторожно вытащив из вагона двухметровую рейку, он задержался на нижней сту­пеньке, оглядывая перрон.

— Сходи, чего стал!

Топографа подтолкнули сзади, и он, спрыгнув, воз­мущенно посмотрел на верзилу, спускавшегося за ним.

— Что с вами, неужели не можете...

— Давай проходи, братец, проходи, — ласково оборвал его верзила, но было ясно — это первые и последние его добрые слова.

— Что за народ... — пробурчал топограф.

— Я покажу тебе — народ! Кто это здесь на­род? — Верзила неожиданно развеселился.

— Слушай, — прервал их диалог Сандро, — оставь его, скажи лучше, где девушки, где они?

— Почем я знаю, где! — раздраженно ответил топограф. — Сам говорил, что они поедут в мяг­ком вагоне. — И поглядел вслед верзиле: — Ну и хам...

Сандро дважды пробежал вдоль состава, но де­вушек не было. Метнулся к задумчиво стоявшему проводнику, спросил, где мягкий вагон. Оказалось, в конце.

Сандро поднялся в вагон, заглянул в несколько ку­пе и окаменел: Марго смотрелась в зеркало, а Маквала спокойно причесывалась, распустив волосы.

— Выходите, тронется поезд! — крикнул Сандро. — Скорей, скорей!

— А, Сандро! Здравствуй, как ты? А мы так слад­ко спали!

— Скорей, отойдет! Где Тина?

Маквала хихикнула, игриво улыбаясь.

— В одном месте...

«Да они спятили, точно спятили!» — подумал Санд­ро и закричал:

— Идемте же, пошли скорей!

Они направились к выходу и столкнулись с Тиной. С полотенцем на шее она весело кивнула, и в этот самый миг поезд тронулся.

— Давайте прыгайте, пока медленно идет. Я по­могу! — громко закричал Сандро девушкам.

Маквала оперлась на плечо шедшего рядом с по­ездом топографа и вроде бы попыталась раза два соскочить, но поручня не выпускала, а так, разуме­ется, спрыгнуть не могла. Поезд уже набрал ско­рость, и Сандро в отчаянии рванул стоп-кран. Что-то зашипело, но лоезд не остановился и не замед­лил хода. Девушки успели всучить свои сумки то­пографу и, глядя на Маквалу, заливались смехом.

Топограф бежал по платформе, поражаясь непо­нятному веселью девушек, а когда убедился, что им уже не спрыгнуть, грустно и растерянно посмотрел на Сандро, словно говоря: «Что ты со мной дела­ешь?.. Бросил одного в незнакомом месте...»

Растерянно смотрел на него и Сандро. Поезд рез­ко увеличил скорость и оставил топографа далеко по­зади. Марго, Маквала и Тина были радостно возбуж­дены, подобного с ними еще не случалось, и история казалась им романтичной. А Сандро переживал: хоть бы сказал топографу, где их машина! Кто знает, со­образит ли сам? А вдруг возьмет и со злости уедет назад в Тбилиси?

— Ничего, на следующей остановке пересядете в электричку... — успокоил их проводник.

— Вот хорошо, вот хорошо! — Девушки, как дети, захлопали в ладоши, а Сандро нахмурился и мол­чал всю дорогу.

В электричке у Сандро еще больше испортилось настроение: в вагоне шумно переговаривались ка­кие-то мужчины, возвращавшиеся со свадьбы. Они бесцеремонно оглядывали вошедших, а один прямо-таки поедал глазами Маквалу. В правой руке этот тип держал палку с насаженной на нее поросячьей головой и подозрительно покачивался. Марго что-то зашептала Маквале, глядя на наглого типа. Тот спе­сиво расправил плечи и выставил поросячью голо­ву, словно удостоверение личности.

Марго и Маквала захихикали. Тина, разумеется, тоже...

— Извиняюсь, не скажете, который час? — спросил развязный тип у Сандро.

Сандро неприязненно оглядел его и холодно отве­тил:

— Скоро восемь.

— Не больше? Извините, девушки, и на ваших столько, а? — обратился он к Марго.

— Столько же!

Тогда он повернулся к Маквале.

— Вы, наверное, приезжие? Едемте ко мне, гостя­ми будете, передохнете, перекусите... А мы с ва­ми, — он обернулся к Сандро, — пропустим, как по­ложено.

— Спасибо, на хотим.

— Почему, друг, что мы — не грузины? Ежели друг другу уважения не окажем, выходит, всему ко­нец, какие мы...

— Отстань.

— Что?!

— Что слышал! Отвяжись, — разозлился Сандро и так глянул, что тип сразу замолчал.

Когда они наконец сошли на своей станции, у Сандро сердце упало — машины на месте не ока­залось. Не видно было и топографа. «Нашли ли они друг друга? Неужели за нами погнались?»

И вдруг почувствовал: дошел до точки, не может больше выдержать всего этого! И сник... Оставил оживленно болтавших девушек в зале ожидания и по­шел туда где утром стояла машина, — ждать, когда вернется Вануа.

Моросило. На короткое время небо посветлело, но скоро затянулось еще сильней, нависло мрачное, тя­желое, и от этого кругом потемнело. Возле Сандро топтались люди, терпеливо дожидаясь автобуса.

Нахлынуло все, что изводило, изматывало, раз­дражало и злило его все эти три дня, — вспомнил хождение к бухгалтеру за деньгами, неприятные раз­говоры с ним и топографом, неловкую встречу с Ни­ко и девушкой в троллейбусе, базарную толчею, об­манщика-завхоза, тяжелые сумки, мешки, погруз­ку вещей, нудную дорогу в тумане, дождь, снег, поиски дороги к селу, разгрузку машины под мокрым снегом в протекавших сапогах, угощение — крепле­ное вино и надоевшие тосты, беспечных девушек — Маквалу с распущенными волосами, Марго, которая пялилась в зеркало, когда надо было выходить на станции, бесполезный тормоз, беспомощного топог­рафа с рейкой, типа с поросячьей головой.

И ярость снова охватила Сандро. Под мелким, нуд­ным дождем он чувствовал себя таким бессильным... Закричать бы, заорать, дать выход скопившемуся раздражению — ничего не хотел он больше. Сандро вскинул голову и ощутил, что дождь усилился.

Ожидавшие автобуса стали укрываться под наве­сом ларька через дорогу. Сначала туда перебралась пожилая женщина, потом мужчина в папахе, за ним тощий тип в очках и маленькая девочка с огромной сумкой в руках, и в конце концов все, кроме одно­го мужчины, перешли туда.

Злой, раздраженный, Сандро остался стоять на ме­сте и чувствовал, как промокают у него ноги и мок­нет он сам. Но ему было все равно, намокнет он или нет; все стало безразличным... И все же он оглядел единственного человека, оставшегося под дождем. Это был мужчина лет пятидесяти, коренастый, широ­кокостный, наверное, ночной сторож, ожидавший ав­тобуса в свою деревню. Продрогший, злой после мерзкой, холодной ночи, он стоял в полной неподвиж­ности, и, видно, ему тоже было все равно, намокнет он или нет. Мрачно насупившись, мужчина враждеб­но оглядел людей, укрывшихся под навесом ларька, потом так же недружелюбно глянул на Сандро, оце­пеневшего на месте, но Сандро даже не моргнул. Человек повернулся к нему спиной, а Сандро неожи­данно почувствовал необъяснимое облегчение. Он за­думчиво смотрел человеку в спину, вспоминая его мокрое небритое лицо, запавшие глаза с темной си­невой вокруг, поджатые губы, обвисшие щеки, и вдруг озарило его — ведь он и сам выглядит так же! И едва понял это — расслабли мышцы, приятно расслабло все тело, и исчезла злость на всех и на все. Перед взором возникли глаза топографа, удивлен­ные, полные упрека, и Сандро улыбнулся. Потом вспомнился тип, гордо державший поросячью голо­ву, — тамада со свадьбы, — и Сандро усмехнулся. Он понимал, что люди с той стороны дороги наблюдают за ним, и подумал, как бы не сочли его сумасшед­шим — стоит и смеется... Сандро прошелся взад-вперед, пытаясь скрыть свое радужное настроение. Но тут обернулся сторож, хмуро уставился на него. Сандро пригляделся и сообразил, что человек не­правильно понял его веселую ухмылку, и широко улыбнулся ему, так широко, что улетучились послед­ние крупицы досады и тоски, а потом сделал не­сколько шагов и похлопал человека по плечу.

У того гневно вспыхнули глаза, но Сандро рассме­ялся весело, громко. Он смеялся, потому что смешно злиться на человека вроде топографа, нуд­ного и беспомощного; на рынке всегда толчея, и не­чего раздражаться из-за этого; если типу с поро­сячьей головой на палке приглянулась девушка с та­кой высокой грудью, как у Маквалы... — это естест­венно. А что сапог протекает, так и от этого мир не рухнет, а бессонные ночи иногда даже полезны.

«Чокнутый он, что ли?» — растерянно подумал муж­чина и посмотрел на устроившихся под навесом лю­дей, они тоже оторопело взирали на Сандро: тол­стая женщина, прикрыв рот ладонью от удивления; мужчина в папахе — вздернув брови, с глупым ви­дом, как перед объективом фотоаппарата... Тощий человек, подышав на очки, протер их и все глядел на Сандро поверх них, уткнувшись подбородком в грудь... Заметив, как удивлены люди под навесом, хмурый человек опять разозлился и обернулся к Сандро, дрожа от ярости, но при виде смеющегося лица что-то дрогнуло в его душе... И хмурый чело­век улыбнулся: в конце концов порой и смех зара­зителен, как зевота...

Теперь люди с еще большим удивлением устави­лись на них, а Сандро, заразив своим смехом этого усталого, продрогшего, измученного вроде него че­ловека, внезапно указал пальцем на людей под на­весом и еще сильней захохотал.

Люди на той стороне оскорбились и отвернулись: кто устремил взгляд на вокзал, кто на электровоз, кто к горным вершинам, которых не мог скрыть и туман, но все они ничего не видели — они лишь слышали оскорбительный, упрямый смех Сандро и делали вид, что он не задевает их, старались вы­держать его с гордым, достойным видом.

Одна лишь девочка с преогромной сумкой в руках не сводила глаз с Сандро. Она еще не ведала, к чему напускная гордость, и, разинув рот, глядела на молодого человека, хохотавшего под дождем, и на мужчину средних лет, завороженно смотревшего на него и невольно тоже улыбающегося...

***************************************************************************************************