Поэзия

Безумье легко предпочту стиховому безмолвью.
Черней слепоты невозможность восславить светило.
И если творенье из сердца не вырвется с кровью,
Откуда у песни возьмется бессмертная сила?
Пожары и войны, терзания вечной разлуки,
Чума моровая, разломы в граните упругом -
Ничто не сравнится с величием яростной муки
Поэта, который сражен вдохновенным недугом.
По городу бродит на прочих похожее тело.
Прохожие скажут: «Гляди, от поэзии пьяный».
Но кто понимает, что это — опасное дело,
Что в пламени гибнет и корчится мозг окаянный?
О, сколько мне нужно сердец, чтобы чувствовать души!
И глаз, чтобы каждого ясно увидело зренье.
Я множество образов должен нещадно порушить,
Чтоб, бабочки чище, взлетело одно песнопенье.
Как смерть неотвязное, слово горячкой слепило,
И тело, и душу душило цепями полона.
Не спишь, а наутро, когда постучится светило,
Ты — скорбная память о том, кого звали Паоло.
Рождается песня — и на год урезаны сроки
Земного пути. И недолго уже до предела.
И если вот это и вправду — последние строки, -
Швырните воронам никчемное мертвое тело!

*******

Голубой зонтик

Расскажу о крестьянском житье-канители:
Помнишь тех, чьи ничтожные клювы когда-то
Целовал ты? Сегодня они повзрослели
И — представьте! — любовь закрутили утята.
Голубям приглянулась. И волосы-косы
Кротко трогает клюв голубой голубиный.
Вновь прическу украсили влажные розы:
Как-никак, я себя ощущаю любимой.
Чту Пшавелу. Враждебна Эдгаровым взглядам.
Призываю в мечтах леденящую бурю.
В полдень спины чешу малорослым телятам,
На закате — опять ноготки маникюрю.
Виноградину в рот — и сосу, точно осы.
На грибах в перелеске — багряная кожа.
Пью из круглых стаканов маджари белесый,
На грудастую сельскую девку похожа.
Дождь прольется — лущу кукурузные зерна.
И початок целую в порыве безумном!
И смятенной душе до восхода упорно
Запрещаю стареть в полумраке безлунном.

* * *