Нине Мдивани



Когда я свалюсь умирать под забором в какой-нибудь яме
И некуда будет душе уйти от чугунного хлада —
Я вежливо, тихо уйду. Незаметно смешаюсь с тенями.
И собаки меня пожалеют, целуя под ветхой оградой.

Не будет процессии. Меня не украсят фиалки,
И девы цветов не рассыплют над черной могилой,
Порядочных кляч не дадут для моего катафалка,
Кое-как повезут меня одры, шагая уныло.

И кто допустит мои рубцы, нарывы и парши
Туда, где сословье святых ограниченно строго?
Кто честно спасённых душ откроет мне рай патриарший?
Друзья? Даруйте прощанье согрешившему много.

Поражена каждая клетка моя. Грехами гоним я,
И кровь моя погибает от примеси гноя.
И доброе имя отцов — землепашцев квадратное имя —
В похоть погрязло, не ведая больше покоя.

Мне ль плечистых крестьян нести ярмо родовое?
Добрую кровь отцов превратил я в уксус и зелье.
Сам догорел, как лучина в медлительном зное,
В сновиденьях земли — я черный кошмар, не веселье.

Недопетые мысли мои сгорают в смятеньи заката.
Чудовищных мыслей помол хочу я докончить напрасно.
Нет у меня никого — ни друга, ни верного брата,
Хоть бы охульник какой ударил меня звонкогласно.

И ныне — я мертвый, босой, высохшим телом немея,
Должен висеть — дождями, безжалостным ветром терзаем,
На перепутьи миров в высокой сушильне чернея,
И богов проклинать хриплым, неистовым лаем.

Опубл. 1921

* * *